Отличник караульной службы
Моя служба проходила размеренно и обыкновенно, как и служба любого российского солдата. Почти каждый день проходил чётко по расписанию: подъём в 6 утра, зарядка, завтрак, поверка личного состава, учебные занятия, обед, личное время, подготовка к наряду, ужин, личное время, отбой. Но всё-таки такое расписание было далеко не каждый день. Это как раз идеальное расписание, по которому хотелось бы служить, и как говорится — не тужить.
На самом деле, раз в три дня наша рота заступала в наряд, а дни нарядов проходили по своему уникальному расписанию, исключая обыденность обедов. А зачастую нас могли просто забрать во время учебных занятий, например, собирать картошку. Тогда мы завидовали тем, кто находился в наряде.
Так шло время. И наш призыв, который в декабре пополнил ряды учебного батальона связи, подходил к завершению подготовки младших командиров. И когда в марте были сданы все необходимые воинские нормативы и зачёты, подошло время присвоить всем нам должности согласно учебным заслугам.
И в своём военном билете я увидел свежую запись: «Командир командно-штабной машины». Помимо этого, мне также было присвоено новое воинское звание «Младший сержант», запись о котором так же укарашала теперь мой воинский документ. Новое звание было присвоено примерно половине всех моих сослуживцев, которые призвались одновременно со мной. И по роте стали гордо ходить новоиспечённые сержанты. Но их командиры, у которых ремни свисали на поясе совсем не по уставу, а головные уборы кое-как держались за затылок, всё равно сильно выделялись среди вчерашних салаг.
В связи с тем, что у нас была учебная часть, столько сержантов на один квадратный метр, знающих уже как завязывать портянки, было бы глупо содержать за казённый счёт. Поэтому основную часть всех выпускников ждала отправка в другие части, уже не учебные. Но до этого момента, все продолжали ходить в наряды, и нести службу, как и раньше. И даже в столовой продолжали мыть посуду младшие сержанты.
Я за время первого месяца службы попал в список тех, кто может заступать в наряд на гарнизонную гауптвахту. Для этого, нужно было выучить устав караульной службы. Знание устава я подтвердил, после чего несколько раз сходил в наряд в качестве выводного. Наряды по гауптахте достойны отдельного рассказа, поэтому здесь не буду расписывать обязанности участников караульной службы.
Я уже точно знал, что остаюсь в качестве командира отделения в учебной роте, в которой начал службу, не задумываясь, в какой новый город меня снова могут увести. О том, что я остаюсь, знал также и наш замполит — заместитель батальона по воспитательной работе. Это обстоятельство, а также мой статус караульного, сподвиг его к выбору моей кандидатуры для размещения на доске почёта в гарнизонной гауптвахте. То есть размещения моей фотографии среди тех, кто является отличником караульной службы. Отличником меня точно нельзя было назвать, я и часовым ни разу не был (как я указал, сходил несколько раз выводным), но не выбирать же замполиту того, кого скоро увезут в другую воинскую часть?
В итоге, меня сфотографировали, и фотографию с моим званием и фамилией разместили на доске почёта «Отличники караульной службы». Помимо меня, на доске было ещё 2 фотографии, сержантов, которые заканчивали службу. Фотография потом провисела всю мою службу на этой доске, а возможно ещё больше, но далее я переведу рассказ к конкретному сюжету.
Как я написал выше, в нашей роте появилось много младших сержантов, которые продолжали ходить в наряды в роли рядовых. Новый призыв уже начинал поступать небольшими партиями в нашу казарму, но для полноценного заступления в наряд им нужно было ещё многому научиться.
Когда в очередной раз наш взвод распределяли по нарядам, мне выпало заступить в наряд по штабу дивизии. И тут хотелось немного описать, что же включает в себя этот самый наряд. Для поддержания здания штаба дивизии в чистоте и порядке требуется 3 человека, которые должны незаметно для офицеров делать полы блестящими и асфальт нетронутым листьями и мусором. Про пыль на мебели и подоконниках вообще не стоит думать, этого слова просто никто не должен вспоминать. Наряду из трёх человек также периодически помогают быстрые бригады с лопатами и венниками, присылаемые несколько раз в день из нашей учебной части. Зимой эти бригады делают ровными сугробы, а осенью освобождают асфальт от падающих листьев. Каждый вечер также присылается бригада для доведения пола первого этажа штаба до полного блеска. Это делается с помощью воды и полотёров, заряженных мылом. Но всё остальное время за территорией внутри штаба следят 3 человека, среди которых один является главным. Именно мне была доставлена честь быть главным в том наряде, за что на целые сутки мне был вручён значок «Дежурный по штабу».
Штаб дивизии находился возле КПП — Контрольно Пропускного Пункта в нашу дивизию. Он представлял из себя шлагбаум, который нужно было открывать при виде военных машин с определёнными номерами, а также большую утеплённую будку. В тот день на КПП также дежурил наряд из нашей роты. Рядом с КПП, сразу на первых метрах гражданской территории, находился продуктовый магазин. Территорию от штаба до здания нашего батальона разделяли несколько кварталов с военными общежитиями, офицерской столовой и нескольких гражданских зданий. По этой территории всегда любили ходить патрули и проверять документы, особенно у одиночно идучих солдат.
Заступили мы в наряд в 19 часов. Проверили тщательно, как наводил порядок предыдущий наряд (с другой роты), приняли дежурство, и стали делать вид, что всё под контролем. В это же время прибыла бригада из нашей роты для наведения порядка на первом этаже, а также для уборки только что выпавшего мартовского снега на улице. Мы же в это время поочерёдно сходили на ужин.
Ночь мы провели в казарме, рано утром вернувшись нести свою нарядную службу. Но, как вы понимаете, мы не просто делали вид, что выполняем какие-то задания, у нас был непосредственный начальник на время наряда — дежурный по штабу дивизии. Обычно это был какой-нибудь полковник, в помощниках у которого сидел ещё один офицер, не ниже майора. На каждом дивизионном построении-разводе, которое устраивалось каждый день перед наступлением в наряд, все дежурные по частям докладывались о готовности именно этому дежурному по дивизии. А потом, в течение суток, докладывались ему о порядках, либо происшествиях. В том числе и дежурный по нашей части, которым был во время нашего наряда один из офицеров нашей роты, подчинялся ему.
В тот момент, когда я наводил порядок на отведённом месте, меня вызвал к себе дежурный по штабу дивизии. В его комнате было довольно мало света, поэтому глаза не очень быстро могли уловить, куда нужно смотреть.
— Слушай, сбегай пожалуйста за Дюшесом, пить как-то нечего, — обратился ко мне полковник, — вот деньги, должно хватить.
— Есть, — ответил я, взял деньги, и выбежал из комнаты дежурного. Это было обычное дело, судя по рассказам моих сослуживцев, когда кого-нибудь из наряда отправляли в магазин, который расположен возле КПП. Я предупредил свой наряд, что отлучусь, проверил, что значок «Дежурный по штабу» висит у меня на груди, и направился в сторону КПП.
Проходя мимо шлагбаума, я поздоровался с сержантом, что стоял на посту, и немного у него задержался. Перед тем, как выйти за пределы части, нужно было внимательно изучить, кто из людей был поблизости. Проверив, что нет патруля и незнакомых офицеров, я продолжил свой путь.
В магазине не было очереди, но как выяснилось, не было и Дюшеса. Но приказ, а расценивать просьбу полковника иначе было нельзя, нужно было выполнить. Поэтому я принял решение пойти в другой магазин, расположенный в другой стороне от штаба, где находились офицерские общежития. Магазин тот на солдатском языке называли просто — чепок.
Войдя снова на территорию дивизии через КПП, я прошёл мимо штаба, и направился в сторону чепка. До него было минуты 3 пешком, но всё это время приходилось оглядываться и всматриваться вдаль. По поводу наличия Дюшеса в чепке я не ошибся, он там оказался. И я, радостный, что приказ выполнен, вышел из магазина, и направился быстрым шагом в сторону штаба.
Неожиданно, в этот самый момент ко мне подошёл рядовой, видимо из нового призыва, и обратился ко мне: «Товарищ сержант, Вас просит подойти товарищ лейтенант», — и показал мне рукой в сторону, где стоял офицер и ещё один солдат. Стояли они за деревьями, и при первом взгляде их можно было не заметить. Я, осознавая то, что нахожусь в наряде, и что у меня поручение самого дежурного по штабу дивизии, которому подчиняются в том числе и патрули, подошёл к лейтенанту, откозырял и представился.
— Так, сержант, самовольно разгуливаем по территории части? — задал сразу же вопрос офицер.
— Никак нет, нахожусь в наряде по штабу дивизии, по поручению дежурного офицера был отправлен купить воды, — ответил я, почувствовав во взгляде главного по патрулю, что ему всё равно, кто меня куда отправил. Это словно сотруднику ГИБДД говорить, «Да я ехал на зелёный!»
— Тогда предъявите уволнительный лист, без него разгуливать по территории нельзя, — тут офицер явно подумал про себя, что план по отлову самовольно отлучённых начинает выполняться.
— У меня значок дежурного по штабу, — ответил я, — никаких увольнительных при этом не полагается, — ответил я, будучу даже не уверенным в своей правоте.
— А вот как раз полагается, значок в любом военторге продаётся, — ответил лейтенант и показал глазами своим рядовым, чтобы меня незаметно окружили, — ваши документы также покажите.
— Тут идти 2 минуты до штаба, — я продолжал спорить, отдавая военный билет, — дежурный по штабу офицер сразу всё подтвердит.
— Разберёмся, — офицер ответил как заправский служитель закона, — а пока пройдём на гауптвахту, там и проверят, в наряде ты или нет.
Держа в руках мой военный билет, лейтенант приказал всем идти в сторону гауптвахты, которая находилась в другой стороне от штаба. Впереди и сзади меня пошли рядовые.
«Вот я попал», — подумал я про себя. Я прекрасно понимал, что всё само собой выяснится, что я на самом деле нахожусь в наряде, но шло время. Полковник наверное уже мучался от жажды.
На гауптвахте службу несли мои сослуживцы, а начальником караула был один из офицеров нашей роты. В тот момент, когда меня привели к дежурному по комендатуре, который был главным среди всех патрулей, и начальник и мои сослуживцы находились внутри караульного помещения. Сам дежурный по комендатуре, звание у него было также полковник, находился сразу при входе в гауптвахту.
— Самовольно значит вышли, чтобы водички купить? — полковник словно запел ту же песню, что и лейтенант.
— Никак нет! — я рассказал туже историю, что и начальнику патруля, но она явно не убедила полковника, — позвоните дежурному по штабу дивизии, он подтвердит.
— Я сам решу, кому звонить, снимите с него ремень, — ответил мне полковник, и тут я почувствовал волнение, мне хотелось кричать на всех, какие они дураки, что нужно просто позвонить, и спросить. Но кричать я не мог, тем более, что подобный поступок мог отправить меня сразу в камеру.
— Дайте ему венник, пусть пока территорию уберёт, а то пить водичку мы все людим, а порядок соблюдать не очень, — после этих слов полковника, меня вывели на улицу, и дали венник. Бутылка с Дюшесом, мой ремень, а также военный билет остались внутри.
— Так, убирай тогда снег отсюда до сюда, — приказал мне лейтенант. Немного постояв, он вместе со своими рядовыми направился дальше нести свою нелёгкую службу, оставив меня одного.
Снега нападало не мало, я старательно мёл каждый метр территории, и ждал, когда полковник наконец-то позвонит в штаб дивизии, либо когда выйдет офицер из моей роты.
Пять минут спустя, из дверей появился наконец-то лейтенант из нашей роты, вместе с двумя сержантами. На улице они выполняли развод — часовой, заступающий на пост заряжал в автомат Калашников боевые патроны, выводной стоял к нему спиной, контролируя слепую для часового территорию, а начальник караула проверял правильность всех действий.
— Вот он, отличник караульной службы! — закричал заступающий на пост часовой, после чего раздался небольшой смех от всех трёх участников развода.
— Товарищ лейтенант, меня за водой из штаба отправили, объясните полковнику, — я тоже слегка засмеялся, — тем более фотографию мою он может посмотреть.
— Что-нибудь сделаем, — ответил лейтенант, — но сейчас не могу.
Я понимал, что нужно дождаться конца развода, чтобы лейтенант мог пообщаться с полковником, поэтому продолжал мести снег.
Минут через семь, которые показались вечностью, мой лейтенан открыл двери и сказал, чтобы я заходил.
— Вот твой военный билет и ремень, можешь возвращаться в штаб, — проговорил мне полковник, отдавая мне личные вещи, — больше не попадайся патрулю.
— А как же бутылка воды? — я посмотрел на Дюшес, который стоял уже возле полковника, — дежурный по штабу дивизии меня всё-таки за ним отправлял.
— Вот наглый какой, — ответил мне полковник, и посмотрел на лейтенанта, — на свою бутылку.
Взяв бутылку, и попросив разрешения идти, я вышел из здания гауптвахты, и быстрым шагом направился к штабу дивизии. Я снова озирался по сторонам, чтобы не попасть в руки очередного патруля. И если бы попался, не смог бы сдержать смеха, ведь увидеть по одной и той же причине полковника с гауптвахты ещё раз было бы совсем комично.
— Товарищ полковник, я принёс Дюшес, вот сдача, — я протянул бутылку дежурному по штабу дивизии, вернувшись в штаб, — меня патруль остановил возле чепка, и не поверил, что я по вашему поручению был отправлен за водой.
— Тото я смотрю тебя долго нет, уже волноваться стал, — тут я понял, что ему даже не звонили, — а что же ты в магазине у КПП не купил? Тут патруль не пристаёт.
— А возле КПП Дюшеса не было, — ответил я.
— Ну купил бы что-нибудь другое, не обязательно было именно Дюшес, — полковник посмотрел на меня и улыбнулся, — ладно, спасибо, можешь идти.
Я вышел из комнаты дежурного с улыбкой на лице, время двигалось к обеду, и нужно было ещё многое сделать.
Вспоминая этот случай спустя много лет, я вижу в каждом из участников этой истории часть системы нашей армии, где солдат обычный винтик, который используют как хотят.
В процессе своей службы я более пятидесяти раз заступал в караул, ни раз был часовым, и также заряжал боевые патроны в автомат. Несколько раз даже заступал в караул вместе с тем самым полковником. И каждый раз я проходил мимо доски почёта со своей фотографией, вспоминая тот день уборки снега венником.