В санчасти
Примерно на третьем месяце службы я попал в список представителей наряда по КПП. Мне предстояло вместе с ещё двумя курсантами и одним сержантом нести суточное дежурство на Контрольно-Пропускном Пункте. Именно на том самом пункте, пройдя через который в свой второй день службы я очутился в учебной дивизии. Все курсанты были из моего взвода, а младший сержант являлся моим командиром отделения.
— Ну что, Телицын, готов на морозе постоять? — обратился ко мне сержант перед разводом нарядов, — там что-то совсем похолодало.
— Товарищ сержант, зима ждать не любит, — ответил я своему начальнику, — а валенки нам дадут в наряде?
— Да, дадут, сразу после заступления нужно будет за ними сходить, так как на плацу во время развода мы с ними точно стоять не сможем, — сержант задумался, — а после развода нужно сразу идти наряд принимать.
— А что, если минус тридцать, всё равно на плацу в сапогах стоять? — спросил снова я.
— Нет, ну в минус тридцать-то в валенках, либо сам развод могут провести в помещении. А сейчас команды не было, — сержант ответил и отправился готовиться к наряду.
Через час мы стояли на плацу, слушая внимательно, как заступающие с нами в наряд офицеры проводили инструктажи. На улице было примерно минус десять, но с каждой минутой возростало ощущение того, что градусы стремительно движутся куда-то вниз, унося с собой конечности и уши. Пар изо рта и носа превращал всех нас в паровозы, и порой хотелось подсыпать внутрь себя уголька, чтобы поднять окружающую температуру. Я даже на мгновение представил себя футбольным болельщиком, который пришёл в ноябре на стадион Лужники, а ему не дали пронести с собой горячий чай.
Когда развод закончился, наш сержант скомандовал нам построиться по одному, а сам пошёл справа от нас. Впереди нашей колонны важно зашагал лейтенант, также из нашей роты. Ему предстояло заступить дежурным по КПП.
Старый наряд, который уже готовился отдать нам все возможные ключи и орудия для уборки вечно падающего снега, стал усердно рассказывать, что нам не к чему придираться. Мы все трое заступали в этот наряд впервые, поэтому частично поверили в их байки. Но всё же решили пройтись по списку принимаемого инвентаря и изучили территорию.
— Телицын, — обратился ко мне сержант, — ты давай первым вставать на ворота, — открывай двери только военным номерам нашей части, и не забывай отдавать воинское приветствие офицерам, собственно всё делай, как на инструктаже учили.
— Так точно, ответил я сержанту. Номера машин нашей части я примерно запомнил, но в голове держал то, что список этот лежит у меня в кармане. Так же я помнил про то, что у сержантов и рядовых нужно спрашивать увольнительные при выходе из КПП.
— А вы двое, — мой командир отделения посмотрел на остальных курсантов моего наряда, — идите на ужин, и на обратном пути зайдите в роту за валенками, — после этих слов курсанты направились в столовую. Я понимал, что если первым заступаю на пост, первым уйду в роту спать. Но до этого мне предстояло постоять на морозе около часа. После этих мыслей я вспомнил, что уже постоял на суточном разводе минут сорок.
Сержант вместе с офицером закрылись в кунге. Это был даже не кунг, а небольшое хозяйственное здание с прихожей и большой комнатой. Помимо окон, которые выходили в две стороны, в комнате были размещены экраны, отображающие видеоизображения с камер. Любую приближающуюся машину можно было увидеть издалека. Главной, так сказать вип-персоной, являлся командир дивизии, при въезде через КПП его машины сам начальник караула должен был выбегать и отдавать воинское приветствие.
Но пока мои начальники грелись в тёплом помещении, а два моих сослуживца пили горячий чай в столовой, я ловил своей шапкой-ушанкой падающий снег, и мысленно согревал свои ноги. Время тянулось, я понимал, что не могу уйти с поста, пока меня не заменят. Пару раз я открыл ворота для выезжающих машин, несколько раз отдал воинское приветствие, и всё ждал своей смены. Примерно через сорок минут я почувствовал резкое тепло в сапогах. Мои ноги ощутили слабость, а пальцы перестали передавать сигналы моим мыслям. Именно в этот момент я увидел на горизонте курсантов из моего наряда, в руках которых были заветные валенки.
— Так, всё Телицын, заходи пока внутрь, надевай валенки, сейчас пойдём на ужин, — обратился ко мне сержант, выходя из кунга.
— Товарищ сержант, что-то у меня голова разболелась, потрогайте лоб, — зайдя внутрь помещения я снял шапку и посмотрел на сержанта. Тот с большой долей скептиса поднёс руку к моему лбу.
— Блин, да ты же горячий, — тут у моего командира даже пробежала искра испуга, — тебе срочно в санчасть нужно. Идти можешь?
— Могу, — хотя в голове пробежала мысль о том, что было бы неплохо прилечь.
Через пятнадцать минут мы забежали в санчасть. Сержант завёл меня в кабинет к дежурному врачу, а сам стал звонить в нашу роту, чтобы доложить о случившемся дежурному по роте.
— Да у тебя температура 38, — посмотрела на меня медсестра, — ты как так умудрился?
— Не знаю, на морозе постоял, — я решил не подставлять сержанта, и не говорить, сколько именно стоял, и что стоял без валенок.
— Ну что, сержант, — медсестра обратилась к сержанту, когда он сделал свой звонок, — стационарное лечение тут светит.
— Понятно, — сержант посмотрел на меня, — давай тогда сдавай штык-нож. Сейчас дежурный по роте придёт, одашь ему вещи в роту.
Медсестра позвала дневального, приказав ему отвести меня к моей койке. Звание у неё было младший сержант, но всю службу медперсонал мы называли по имени отчеству.
— Ты как раз ещё на ужин успеваешь, — успела мне сказать медсестра, когда дневальный повёл меня за собой.
Пройдя по небольшому коридору с диваном и телевизором, проход в который закрыт при обычном посещении санчасти, я зашёл в свою палату. Здесь было примерно двадцать коек. Некоторые стояли вдоль стен, остальные по середине палаты. Возле каждой койки находилась тумбочка. Хоть эта и была палата для больных, всё было устроено на армейский манер, правда, кровати не застилали и не делали окантовку. Но полы блестели также, как и в нашей роте. Уже через пару дней мне предстояло лично поучаствовать в наведении этого блеска.
В палате все готовились к ужину. Я переоделся в больничное бельё, и присел на свою койку. Вещей никаких у меня не было, а форму забрал дежурный по роте. Всё-таки хранить казённые вещи в доступном для всех род войск месте было не безопасно. На всех солдатах, окружавших меня, также было надето больничное бельё, из-за чего нельзя было увидеть знаки воинского различия. И в основном вокруг меня находились такие же рядовые, как и я. Но сержантов я отличил сразу. Их было всего трое. Один из них крепко спал, а двое располагались возле двери, внимательно смотря на телевизор в коридоре. Как я понял потом, спал «дедушка», а два других сержанта, по сроку службы относились с «слонам», то есть отслуживших более полугода. И если быть точнее, звание у них были — младший сержант.
— Так, ужин привезли, — крикнул один из младших сержантов, и направился в столовую. Это было командой для всех остальных, сразу бросивших свои койки.
В столовой почти всё было похоже на привычную солдатскую трапезную. Здесь также нужно было стоять в очереди с подносом. Хоть мне и было тяжело стоять, я получил свою порцию еды и сел за столик. Со мной село ещё три рядовых.
— Ты из какой части, — обратился ко мне рядовой за моим столиком.
— Связь, — не громко ответил я, — вот ещё час назад стоял на КПП в наряде.
— Ну тут сейчас каждый второй с пневмонией, у меня вот вроде простуда обычная, тебя как звать?
— Саша, — ответил я, — а тебя?
— Коля, — мой сосед протянул мне руку, — а вот за тем столиком у нас сержанты сидят.
— Понятно, — я посмотрел на указанный мне столик, увидев за ним только что подсевшего сержанта, который ещё пять минут назад спал в моей палате.
— А я из зенитки, почти месяц отслужил, — продолжил разговор Николай.
— Я тоже почти месяц, после ужина какой распорядок дня? — поинтересовался я.
— Медсестра таблетки выдаёт, потом наведение порядка и отбой. Мне вот вчера таблетку от живота дали просроченную, хоть у меня и голова болит, — улыбнулся Николай.
— И что, с температурой порядок наводить? — я немного удивился.
— Ну если температура выше 38-ми, то нет. Тогда только в койке лежать.
— У меня как раз 38, с ног валюсь. А как кстати сюда еда попадает, кто её приносит?
— Среди больных выбираются те, кто почти уже на выписке, их отправляют в столовую зенитки, — ответил Николай, — а вот в наряд по столовой и с гриппом могут поставить.
— И тут наряды, — улыбнулся я, — но главное тепло.
— Это точно, тепло и на улицу выходить не нужно.
Поужинав и сдав грязную посуду, мы направились обратно в палату. Но уже через десять минут нас вызвали на получение таблеток. Медсестра называла поочерёдно фамилии, и выдавала лекарства. Мне дали что-то жаропонижающее, хотя я не был полностью в этом уверен. Я также померил температуру, она на этот раз не превышала 38 градусов.
Приняв таблетки, я услышал команду младшего сержанта:
— Так строимся, — все начали вставать вдоль стены в коридоре, — если у кого-то высокая температура, может идти обратно в палату.
— Иди, — обратился ко мне Николай, — чего геройствовать-то?
— Хорошо, — я вышел из строя и направился в палату. Вместе со мной вышло ещё два человека, которые сразу же легли под одеяло. Проходя по коридору перед палатой, я увидел «дедушку», который сидел на диване и смотрел телевизор. Как я узнал после, телевизор разрешалось смотреть только «дедушкам» и «черепам» (отслужившим год). А тем, кто ещё не отслужил ещё года, то есть «слонам» это было позволено только при условии повсеместного блеска и чистоты на территории санчасти. Вообще, получение каждого нового статуса в армии (когда служили 2 года) происходило при прибытии в часть нового призыва. Вот как отслужил ты полгода, и в роте появился новый «дух», ты автоматически становишься «слоном».
Утром, когда моя температура уже приняла более комфортную температуру, я всё-таки влился в ряды дополнительной рабочей силы для уборки территории. Сразу после завтрака состоялось очередное построение в коридоре, и я узнал, что вместе с группой своих единомышленников отвечаю за уборку туалета. Нам были вручены в руки швабры и полотёры.
— Я думаю, не стоит объяснять, что значит чистый пол? — обратился к нам младший сержант, — если будет хоть один развод или мне не понравится блеск, идущий от плитки, будете всё перемывать.
— Так точно, товарищ сержант, — ответил Николай, который попал со мной в одну группу.
Когда младший сержант ушёл, мы принялись за уборку, такую уже привичную за первые дни службы, что выполнялась она на автомате. Пока одни из нас протирали стены и подоконники, а другие с помощью полотёра показывал грязи и пыли, кто здесь главный, из коридора доносились крики сержантов.
— Ты сам откуда, — обратился ко мне Николай, усердно продолжая тереть полотёром.
— Из Москвы, — ответил я.
— Земляки мы значит, а район какой?
— Новогиреево, а ты из какого?
— Блин, тоже оттуда, — Николай улыбнулся, — ну будем вместе держаться, чтобы потом было чего на гражданке вместе вспоминать.
— Да, меня уже посещали мысли, что же я буду делать в первый месяц после дембеля? — ответил я.
— Твой дембель где-то далеко за горизонтом, — услышал я сзади голос сержанта «дедушки», — три давай и поменьше болтай, — сержант зашёл в кабинку. Мы продолжали молча наводить порядок. Через несколько минут сержант вышел и направился обратно смотреть телевизор, напевая при это себе под нос: «Это не рок, это не джаз, это два духа скребут унитаз!»
— Знаешь, есть выражение «Здесь не нужна твоя работа, здесь нужно, чтобы ты устал!» — продолжил Николай, — так вот каждый из нас после армии сможет выиграть состязание против любой уборщицы.
— А у нас в роте любят фразу «Кто в армии не был, тот ада не знает, кто ада не знает, тот рай не поймёт» — после этих слов я перешёл к следующей части своей уборочной территории.
В конце дня я изучил весь распорядок в санчасти. Впрочем, он был очень простым. Между уборками территории, были небольшие паузы, чтобы поесть и пообщаться с медсёстрами по поводу твоего состояния. Но личное время иногда всё-таки было. А вот о полноценном кроватном режиме, который прописывают на гражданке, здесь можно было только мечтать. Я даже удивлялся, как люди выздоравливали и их выписывали.
Но были и случаи, когда солдаты, попавшие в санчасть, оказывались настолько больными, что в принципе не должны были попасть в армию.
— А как ты вообще здесь в армии-то оказался, если у тебя сердце слабое? — спросил я как-то у своего соседа из палаты, которого даже сержанты боялись чем-то напрягать.
— Так я об этом сразу говорил в военкомате, мне не верили, им же просто план нужно выполнять, — грустно мне отвечал солдат.
В итоге, в санчасти мне пришлось пролежать примерно десять дней. За это время я несколько раз довёл до блеска плитку и линолеум на территории санчасти, а также два раза побывал в наряде по столовой.
Выяснилось, что стоя на морозе около двух часов в кирзовых сапогах я «заработал» гайморит. И всю последующую службу я старался беречь себя, и при случае напоминать вышестоящему начальству о своей возможной болезни. После этого, я попал в санчасть ещё один раз, но это было уже во времена, когда моя служба перевалила за 1,5 года. И тогда я встречался с плиткой в туалете только если заходил туда по нужде, и моим наиболее частым прибежищем был диван возле телевизора. Так случилось, что и во время второго моего пребывания в санчасти там же оказался Николай, тоже уже носивший сержантские погоны. И по телевизору мы увидели тогда много интересных фильмов и телепередач.