Наряд «дежурный по роте»
За два месяца до дембеля я каждый день посматривал на календарь, желая просто передвинуть часы сразу на нужную дату. На моём кителе красиво блестели сержантские лычки, а ремень практически не чувствовался, так как был максимально расслаблен. Жизнь в нашей роте била своим ключом, и призыв, который сделал меня «дедушкой» уже вовсю заступал в наряды, совершенно забыв про гражданскую жизнь. Я же вовсю готовился снять скорее свои сапоги и надеть кроссовки.
В один из таких дней, старшина решил в очердной раз поставить меня в наряд дежурным по роте. Этот наряд, не считая караульной службы, являлся для меня самым популярным. Это было связано в первую очередь с тем, что в комнате у командира роты стоял компьютер, за который я отвечал. Любые документы печатались через меня, а также через моих помощников, которых я назначал.
Вернувшись с гарнизонного развода на плацу, я приказал своим дневальным принимать наряд у предыдущей смены. Сам же вместе с сержантом, у которого принимал все дела вошёл в оружейную комнату.
— Так, смотрю автоматы и штык-ножи из трёх пирамид ты выдавал? — задал я вопрос, смотря в журнал выдачи-приёма оружия.
— Да, в большой же наряд заступили, — ответил мне сержант. Мы стали поочерёдно открывать все пирамиды, и я внимательно сравнивал инвентарные номера. Было важно, чтобы в журнале находилась запись, кто взял оружие, если его не было в пирамиде.
Заглянув во все пирамиды, я убедился, что всё зафиксировано верно, и забрал у сержанта ключи и печати, взяв таким образом на себя всю ответственность. Мои дневальные, немного придравшись с предыдущей смене, также приняли наряд. И один из моих курсантов занял место на тумбочке дневального. Остальные два моих подчинённых отправились вместе с ротой на ужин. В роте в этот момент воцарилась тишина и спокойствие. И я решил пройтись по всем расположениям, чтобы проверить, как мои дневальные приняли наряд.
— Дежурный по роте на выход! — внезапно я услышал голос моего курсанта. Развернувшись, я побежал к входной двери. Возле неё стоял дежурный по батальону. Это был старший лейтенант, который заступил вместе с нами в наряд. По уставу он являлся моим начальником на ближайшие сутки.
— Дежурный по роте, сержант Телицын, — выговорил я, подойдя к офицеру.
— У тебя всё нормально? — спросил старший лейтенант, озираясь вокруг, — ладно, я просто так зашёл, — тут же я услышал от него слова, и офицер побежел по лестнице на третий этаж. Я остался стоять у входа, пытаясь переварить произошедшее. Старшему лейтенанту было примерно 25 лет, но военная форма прибавляла дополнительные пять годов к возрасту.
— Смотри внимательно Рогозин, — обратился я к дневальному, — он так и ночью может неожиданно в роту забежать.
— Так точно, товарищ сержант, — ответил мне дневальный.
— Даже если он будет палец у рта держать, показывая тебе, чтобы ты молчал, всё равно кричи, понял?
— Так точно! — дневальный отвечал на автомате, и мне как-то не поверилось, что он всё понял.
Когда наша рота вернулась с ужина, с ними вернулись и два моих дневальных. Теперь и мне с остальной частью наряда нашей роты, которая ещё не ходила на приём пищи, предстояло сходить в столовую. Дневальный позвонил во все места, где несли службу солдаты из нашей роты, и я вышел на улицу. Через пять минут вокруг меня собрались дежурные с различных нарядов: из учебного корпуса, с радиополигона, из хозяйственного корпуса. Остальные наряды ходили питаться сами.
Я возглавил свой небольшой коллектив, и мы направились в столовую. Ходить на ужин после того, как там побывало три роты из твоего батальона, плюс несколько рот из пехоты, дело неприятное. Нормальную еду к тому моменту всю уже съедают, и остаётся довольствоваться остатками. Зайдя в столовую, и пройдя с подносом путь от хлеба до компота, я сел за свободный столик. За ним обычно садились только сержанты, поэтому я сел один. Остальной мой наряд разместился за соседним столом.
— Разрешите доложить, сколько дедушке служить? — услышал я голос своего дневального, как только начал ощущать во рту вкус каши.
— Сколько? — ответил я и посмотрел на курсанта.
— Сорок один день! — ответил курсант, и стал морально готовиться ко второму вопросу.
— Когда у меня день рождения? — решил я задать простой вопрос.
— Двадцать восьмого октября! — уверенно ответил дневальный.
— А какое у меня отчество? — мой последний вопрос был самым лёгким.
— Владимирович! — без задержки ответил курсант.
— Правильно, можешь забирать масло, — сказал я и передал в руки своего дневального кусок хлеба с маслом.
Это была армейская традиция, которая передаётся в армии долгое время. Когда в каждый призыв подписывается приказ «об увольнении через сто дней старого призыва», все «духи» должны ежедневно забирать масло у «дедушек». А старослужащие в свою очередь все эти сто дней масло есть не имеют права. Но просто так масло конечно никто отдавать не хочет, нужно это заслужить. Поэтому и были придуманы всевозвожные вопросы. К сержантам, которые легко расстаются с маслом, выстраивалась очередь из курсантов. А некоторых «дедушек» боялись, так как их вопросы ставили в тупик, и масло могло так и остаться на столе. Тогда всех курсантов мог настигнуть сержантский гнев. Так же был интересен пятидесятый день этой стодневки. Все курсанты могли в тот момент немного отдохнуть, и даже почувствовать себя старослужащими. Этот день так и назывался «День духа». Все курсанты могли смело просить сержантов выполнить какие-нибудь поручения: заправить за них кровать, принести что-нибудь, убраться за них и так далее. Но обычно, сержанты, которые чтят традиции, в этот день конечно же филонили, а курсанты боялись что-нибудь им приказать. Ведь когда наступал сорок девятый день, «дедушки» могли легко отыграться.
Подкрепившись, мы все разошлись по своим нарядам. В нашей роте в этот момент вовсю торжествовало личное время: одни брились и умывались; другие сидели в расположении, где висел телевизор, и подшивали новые белые воротнички; несколько человек сидели в Ленинской комнате и писали письма на Родину; сержанты «дедушки» занимались в спортзале. Постепенно стрелки часов добрались до цифры десять, и мой дневальный крикнул «Рота, отбой!». Свет тут же начал терять своё влияние, и темнота погрузила нашу роту в сон. Я прошёлся по всем расположениям, проверяя, нет ли каких-нибудь лунатиков, которые забыли лечь в кровать. Было общее правило, что после 22-ти часов все должны лежать в кроватях, так как в это время происходят основные проверки. А после 12-ти часов ночи можно было проснуться, чтобы доделать незавершённые дела.
Мои дневальные в этот момент наводили порядок: подметали, мыли полы, раскладывали в нужном порядке инвентарь. А один из моих подчинённых отправился спать, ему предстояло это делать до двух часов ночи. Второму дневальному можно было приложить ухо к подушке с двенадцати до четырёх утра, а третьему доставалось время с двух до шести. В итоге, хотя бы один из моих подчинённых должен был всё время находиться на тумбочке дневального.
Пройдясь по расположениям, я подошёл к своей койке. На подушке я обнаружил конфету, которая лежала на бумажке. Взяв в руки бумажку, я увидел надпись: «41 день до приказа». Это была ещё одна традиция. Помимо масла, которое нужно было забирать в столовой, каждому «дедушке» каждый день аккуратно клалась сигарета с указанием количества оставшихся до приказа дней. Для тех же, кто не курил, ложили шоколадные конфеты.
Я съел конфету, и подошёл к дневальному, который наблюдал за главной дверью в нашу роту.
— Дежурный по батальону не пробегал? — спросил я его.
— Да, он сначала наверх куда-то бегал, потом вниз спустился. Сейчас у себя, — ответил мне дневальный.
— Хорошо, его дневальные должны будут доложить, если он выйдет на улицу, тогда звони во все наши наряды, чтобы предупредить об этом.
— Так точно, — дневальный посмотрел на телефон, стоящий рядом с ним.
— Много народу записалось, чтобы их ночью разбудили? — задал я ещё один вопрос.
— Десять человек! — дневальный показал мне бумажку с фамилиями, написанные разным почерком. Напротив каждой фамилии был указан номер койки и время, когда нужно разбудить хозяина фамилии.
— Следи, чтобы не мусорили и оставляли за собой порядок, — продолжил я, — а то они ночью весь туалет изгадят, а утром старшина наш скажет, что мы совсем не убирались. А лучше не выпускай из туалета, пока за собой не уберутся. И остальным это передай.
— Так точно, — дневальный кивнул.
Я посмотрел на часы, стрелка дошла до цифры 11. Дневальный, который должен был ложиться в 12 часов, навёл порядок на своей территории, и подошёл ко мне, чтобы получить указания.
— Раз ты уже свободен, давай я немного покимарю, — обратился я к дневальному, — а ты постоишь на фишке (на стороже).
— Хорошо, товарищ сержант, — ответил дневальный, а я прилёг в первом от входа расположении на свободную кровать. На койку я лёг спиной, свесив ноги. Так, при любой команде дневального я мог быстро встать и подбежать к любому ночному гостю. Дневальный стал делать вид, что он убирает территорию. Поспать я собирался примерно полчаса, чтобы сбить наступающую усталость.
Сон быстро погрузил меня в свой мир. Я оказался где-то в тёплых странах на песчанном берегу. Солнце согревало моё лицо, а в руках у меня было холодное пиво. И вдруг я увидел, как какая-то рыба толкает меня по плечу. От испуга я открыл глаза, увидев перед собой дежурного по батальону.
— Спим? — с ехидной улыбкой прошептал офицер. Я быстро поднялся с койки.
— Так вот только присел на минутку, товарищ старший лейтенант, — ответил тут же я, — видимо устал очень, и меня вырубило.
— Ладно, пойдёшь тогда со мной за компанию проверить все наряды, — офицер показал своим видом, что не особо сердится, — заодно сон свой развеешь.
Я надел свою шиннель и последовал за дежурным по батальону. Проходя мимо тумбочки дневального я посмотрел на своего подчинённого. Он сделал извинительный вид. Как я узнал позже, дневальный успел крикнуть «Дежурный по роте на выход», но я не проснулся. А второго моего подчинённого просто напросто вызвал к себе один из сержантов. Вот офицер и успел увидеть меня сонным. Когда вышли из роты, дневальный знал, что от него требуется. Он взял трубку телефона и начал обзванивать все наряды.
Первым делом мы подошли к радиополигону. На входе нас встретил бодрый дежурный, который доложил старшему лейтенанту о порядке на вверенной территории. Офицер зашёл в кунг, убедился, что в нём полный порядок, и мы двинулись дальше. К каблукам моих сапог были прикреплены шпоры. Носить их разрешалось только сержантам, и они помогали избежать изнашивания подошви. Но звук, который звучал при соприкосновении с асфальтом, был слышен издалека.
— Твои сапоги сейчас всех разбудят, — решил высказаться дежурный по батальону.
— Да они и не должны спать, — улыбнулся я, и про себя подумал, что дневальный всех давно предупредил.
В наряде по хозяйственному зданию нас также бодро встретил дежурный. У старшего лейтенанта только возник вопрос по внешнему виду солдата, но в целом всё было нормально, и мы направились обратно в роту.
— Тебе же скоро домой? — обратился ко мне офицер.
— Да, через 1,5 месяца, скоро уже, хотя и не так мало, — ответил я.
— Я тут всё игру одну хочу купить, никак не найду, а ты в Москве в любом случае достать её сможешь.
— Какую игру? — спросил я.
— Wolfenstein новая вышла, сможешь купить и сюда бандеролью отправить?
— Да, почему бы и нет? — ответил я.
— Да все говорите, что да, можно, а как на дембель уходите, забываете, — старший лейтенант улыбнулся мне. Хоть на нём и была военная форма, в душе он был таким же молодым парнем, как и я, которому не были чужды обычные гражданские интересы.
— Вы главное свой адрес укажите, куда отправить. Обещать конечно не могу, что отправлю, но постараюсь, — на этом мы закончили тему с компьютерной игрой. Мне не было суждено отправить ему бандероль. После этого разговора мы больше не общались, и об игре я вспомнил уже через полгода после дембеля.
Вернувшись в роту, я похвалил дневального за то, что он успел всех оповестить. В ту ночь я больше не решался вздремнуть и на пять минут. Что происходило днём я уже не помню. А раз не помню, значит наряд до самой сдачи прошёл без каких-либо происшествий. И вечером я увидел у себя на подушке конфету с бумажкой, на которой было написано «До приказа осталось 40 дней!».